– Добровольно?

– Нет. Однако условия соглашения ты знал и, когда обнаружил схемы двигателя «Пантера» в банке памяти Колледжа, доступные каждому заинтересовавшемуся практическим применением досократиков…

– Я жутко удивился, – перебил Байблмен. – До сих пор в себя не приду.

– Преданность – категория этическая. Пожалуй, я исключу наказание и поставлю во главу угла верность Колледжу. Ответственный человек соблюдает законы и соглашения, которые заключил. Верни схему и сможешь учиться дальше. Мы даже не станем тебя неволить – разрешим выбрать предметы. По-моему, из тебя получится хороший студент. Подумай хорошенько и завтра утром с восьми до девяти приходи сюда с докладом. Ни с кем не разговаривай, ни с кем свою проблему не обсуждай. Не пытайся покинуть территорию Колледжа. Вопросы есть?

– Нет, сэр, – без всякого выражения отозвался Байблмен.

Той ночью Байблмену приснилось, что он умер. Перед Бобом простирались бескрайние пустоши, и отец медленно приближался к нему, выбираясь из темного участка на яркое солнце. Байблмен был рад его видеть и чувствовал отцовскую любовь.

Когда Боб проснулся, тепло отцовской любви еще чувствовалось. Байблмен надевал форму и думал, как мало этой любви ему досталось на самом деле. Он один-одинешенек: и отца и матери давно нет – их и многие другие жизни унесла авария на АЭС.

«Говорят, в ином мире каждого ждет важная встреча, – думал Байблмен. – Вдруг майор Каселс умрет раньше меня, будет ждать на том берегу и радушно встретит? Майор Каселс и мой отец, слитые воедино… Что же делать? Вместо наказания они сосредоточились на прописной истине – на верности. А я верный? Я им подхожу? К черту все это! – Байблмен взглянул на часы: половина девятого. – Папа гордился бы мной, потому что я поступлю именно так».

Байблмен вошел в прачечную и огляделся по сторонам: вокруг ни души. Он вытащил распечатки из-под высокой кучи белья и, убедившись, что они в порядке, направился к лифту, чтобы подняться в кабинет майора Каселса.

– Принес, – проговорил Каселс, увидев Байблмена, и забрал у него схему. – Других копий не сделал?

– Нет.

– Честное слово?

– Да.

– Боб Байблмен, с этого момента ты исключен из Колледжа, – объявил майор Каселс и нажал на кнопку. – Войдите!

Дверь открылась. На пороге стояла Мэри Лорн.

– Я не представляю Колледж, – огорошил Байблмена майор Каселс. – Тебя намеренно ввели в заблуждение.

– Колледж представляю я, – проговорила Мэри.

– Садись, Байблмен, – велел майор Каселс. – Она все объяснит, послушай, пока не уехал.

– Так я не справился? – спросил Байблмен. – Я кого-то подвел?

– Ты подвел меня, – отозвалась Мэри. – Целью испытания было научить тебя бороться за свою правду, даже если нужно бросить вызов тем, кто сильнее. «Подчиняйся тому, кого считаешь психологическим авторитетом» – этого исподволь требуют в любом учреждении. Хорошая школа воспитывает личность, а не просто пичкает информацией. Мне хотелось улучшить твои морально-волевые качества, только человеку не прикажешь, ослушаться и взбунтоваться насильно не заставишь. Я лишь подтолкнула тебя, показала пример.

«На установочной лекции, когда дерзила Каселсу», – догадался Байблмен. Он словно оцепенел.

– Никакой ценности двигатель «Пантера» не представляет, – продолжала Мэри. – Это технологический артефакт, на котором мы испытываем каждого студента, вне зависимости от избранного им курса.

– Так схему двигателя «Пантера» подсунули каждому?! – вскричал Байблмен и уставился на девушку, не в силах поверить своим ушам.

– Один за другим ее получат все студенты. С тобой вышло на диво быстро. Сначала мы объявляем, какое наказание ждет разгласившего секретную информацию, потом передаем ее испытываемому. И очень надеемся, что студент обнародует схемы. Хотя бы попытается.

– На третьей странице распечатки двигатель назван экономичным источником электроэнергии, – вмешался майор Каселс. – Это важный момент. Ты знал, что, если сделать схемы общедоступными, польза будет колоссальная.

– Мы и от судебного разбирательства сразу отказались, – добавила Мэри. – Так что выбор ты сделал не со страха.

– Из преданности, – сказал Байблмен. – Я поступил так из преданности.

– Кому или чему? – спросила Мэри, но Байблмен не ответил: он разучился думать.

– Голографическому экрану? – уточнил майор Каселс.

– Вам, – буркнул Байблмен.

– Я смеялся над тобой, издевался, откровенно плевал на тебя. Грозил, что, если прикажу ссать фиолетовым…

– Довольно! – оборвал Байблмен.

– Всего доброго! – проговорила Мэри.

– Что? – испугался Байблмен.

– Ты уезжаешь. Вернешься к прежней работе, к жизни, которой жил до того, как мы тебя отобрали.

– Дайте мне еще один шанс, – попросил Байблмен.

– Теперь ты знаешь, в чем смысл испытания, – отозвалась Мэри. – Заново тебя ему не подвергнешь. Теперь ты понимаешь, чего добивается Колледж… Прости, мне очень жаль.

– Мне тоже жаль, – сказал майор Каселс.

Байблмен промолчал.

– Пожмешь мне руку? – спросила Мэри.

Словно во сне Байблмен пожал ей руку. Майор Каселс молча смотрел, сам руки не протягивая. Казалось, мысли майора уже о чем-то ином, возможно, об испытаниях для очередного студента.

Через три дня, бесцельно слоняясь среди ярких огней и мрака города, Боб Байблмен увидел робота – торговца съестным на его вечном посту. Мальчишка-подросток покупал у него тако и яблочный пирог. Боб Байблмен пристроился за мальчишкой, сунув руки в карманы. В голове не было ни единой мысли, только пустота. Наверное, подействовало безразличное лицо Каселса, но Байблмен казался себе неодушевленным предметом, одним из множества. Такому – Байблмен хорошо это знал – в глаза не смотрят.

– Что желаете, сэр? – спросил робот.

– Картошку, чизбургер и клубничный милкшейк, – перечислил Байблмен. – Соревнований сегодня нет?

– Для вас нет, мистер Байблмен, – после небольшой паузы ответил робот.

– Ладно, – проговорил Байблмен и стал ждать.

Вот в окошке появился заказ – одноразовая картонная посуда на одноразовом пластиковом подносе.

– Не буду платить! – буркнул Байблмен и зашагал прочь.

– Мистер Байблмен, вы нарушаете закон, – окликнул его робот. – С вас одна тысяча сто долларов.

Байблмен обернулся и достал бумажник.

– Благодарю вас, мистер Байблмен, – сказал робот. – Я очень вами горжусь.

Цепи воздушные, сети эфира

На планете, где он жил, утро наступало два раза в сутки. Сначала появлялась звезда CY30, потом робко выглядывала ее младшая близняшка, точно господь не сумел когда-то определиться, какое солнце ему больше по нраву, и в конце концов выбрал оба. Обитатели куполов любили сравнивать их с режимами старых многонитевых лампочек. CY30 на вид давала ватт полтораста, потом малышка CY30B добавляла еще пятьдесят. В их совокупном свечении метановые кристаллы на поверхности планеты начинали искриться, услаждая глаз – при условии, что вы были в помещении.

Лео Макуэйн сидел за столом у себя в куполе и читал газету, попивая эрзац-кофе. Он наслаждался теплом и спокойствием, потому что давным-давно переделал свой термостат, хоть это и было незаконно. И ощущал себя в безопасности, поскольку добавил дополнительную распорку на входной шлюз. А еще он предвкушал визит доставщика продовольствия – тот как раз должен был заглянуть сегодня, – а значит, будет с кем поговорить. Хороший день.

Коммуникационное оборудование работало в автоматическом режиме, отслеживая всю ту ерунду, которую и полагалось отслеживать. Поначалу, когда Макуэйна только-только направили на CY30 II, он добросовестно пытался вникнуть в предназначение и функции электронных чудо-систем, вверенных ему как смотрителю – или, выражаясь официальным языком, «ответственному оператору-гомоноиду». Теперь же он позволил себе махнуть рукой на большинство процессов, связанных с его обязанностями. Аппаратура будет вести однообразное существование, пока не возникнет непредвиденная ситуация – и вот тогда-то из «ответственного оператора-гомоноида» он мигом превратится в живой мозг станции.